"Братья Карамазовы". Четвёртая серия

Увы, но после четвёртой серии надежды на что-то настоящее в этом фильме-иллюстрации к "Карамазовым" испарились. Режиссёр, обещавший отследить все основные линии романа, запросто выстриг несколько частей книги Достоевского. Наверное, самых важных для писателя. Тех, без которых и замысел его понять невозможно.

Хотя в конце серии все кричат об убийстве Фёдора Павловича Карамазова, в творческом смысле по-настоящему "убит" был образ старца Зосимы. Я понимаю, насколько сложно создателям киноверсий найти подход к такому герою. Потому что старец -- не просто единственный и главный положительный персонаж романа.

Многие возразят, что положительный -- Алёша: но Алёша не пробудившийся ещё, ищущий себя человек, который не утвердился пока, как бы ни казался он хорош. А Зосима -- это живой образ русской святости. Единственный пожалуй на всю русскую литературу удавшийся. Которому Достоевский посвятил огромную часть романа.

Тут для Достоевского вся опора, вся надежда: и встречи его с Оптинскими старцами в скиту, и истории первых оптинцев, уже почившие, но о котороых многое было известно. И мысли святителя Тихона Задонского, проповеди которого Достоевский разбирал и чрезвычайно ценил. Он показал своего Зосиму прямо посреди моря конфликтов, искушений и страстей, не только конфликтов светского общества, но и церковных, монашеских, по-своему "вечных", где есть всё, от чисто практических забот монастырского начальства до борьбы против инн и прочего "модернизма", до подмены любви Христовой верой в чудеса и псевдостарчеством (которое сейчас принято называть младостарчеством).

У Зосимы отдельный, собственный роман в романе. О вере и любви его умершего брата. О неудачливом офицерстве, о покаянии убийцы, который, признавшись Зосиме в злодеянии, чуть было не убил самого Зосиму.

В отличие от появляющегося на считанные минуты в кадре торжественно-неподвижного, со строгим лицом "святого отца", романный старец как раз и смущает многих тем, что никакой он внешне не строгий. Он всех принимает и не боится и самих Карамазовых собрать у себя в надежде примирить между собою. И он почти мгновенно для них "свой" -- а всё-таки остаётся авторитетом, хотя и не хотят Карамазовы мириться. Это образ той Церкви Христовой, который многие и не подозревают найти в Церкви, хотя он вовсе не книжный и не устаревший. И многим современным христианам дана радость встретить именно таких церковнослужителей на своём пути.

Для Алёши Зосима прежде всего не менее, а может и более отец, чем Карамазов. Он для него пока всё в жизни, он в него влюблён. Потому вера Алёшина до поры, как думаю, не во Христа, а в своего старца. Неслучайно говорит он однажды, что быть может в Бога и не верует, неслучайно не умеет ответить на Поэму Ивана и рассуждения о слезинке ребёнка, и только говорит пустое: "бунт", "бунт"... Оттого и начинает метаться после смерти старца и скандала, устроенного монастырскими мистиками. И в конце концов, именно из-за потери старца страдая, неожиданно открывает он веру и страх Божий там, где и никто не ожидает -- в Грушеньке. И начинает взрослеть. И засыпает в келье под чтение Евангелия о Чуде в Кане Галилейской. И видит старца Зосиму на пиру у Самого Христа. И проснувшись, выбегает из кельи под небо звёзд, чтобы обнимать и целовать землю (а не молиться днём среди скирд, как Алёша у Мороза)...

Именно старец в романе отвечает всем Карамазовым, а не Алёша. В книге не оставлены без ответа ни слёзы детей, ни вопрос о бытии Божием. И после ампутации столь важной части "Братьев Карамазовых", что остаётся нам, кроме того "Иисуса", которого Иван в своей Поэме оставил молча выслушивать идиотские представления Иквизитора о том, чему учил и как представлял себе людей Христос. В Поэме он молчит. Потому что Иван Христа и считает тем, что говорит о нём его герой. У Достоевского молчание это становится иным -- словно молчание Христа в ответ на вопрос Пилата "что есть истина?". Но в молчании этом Он продолжает присутствовать в мире и никуда не уходит, вопреки "приказам" инквизиторов и иванов карамазовых, никого не оставляет. И к Зосиме и его ученикам как бы сходятся все иные сюжетные линии, которые свидетельствуют о Боге. И это не заканчивается смертью старца.

Но...

Зосиме не нашлось времени и места в сериале. И я уже не могу отделаться от впечатления, что это провал очередных "Братьев". Мне стало трудно думать разбираться всерьёз с тем, что происходит на экране. Мои мысли то и дело улетают в область вопросов, а кто бы СМОГ снять... Глеб Панфилов? -- наверное. Кто кого мог бы сыграть? И я переключаюсь на чисто кинематографические проблемы, на досаду, что при наличии Тимура Бикмамбетова "Обитаемый остров№" снимает лично мне симпатичный человек, но видимо слабы режиссёр Бондарчук-младший. Что классику снимают люди, которые не умеют понять, что такому материалу необходимо соответствовать. Мысли мои убегают в мир проблем, где места Достоевскому совершенно не остаётся. И я даже не уверен, что смогу и захочу досмотреть сериал. Потому что не хочется думать о том, кто и что делает в нашем кино. Хочется думать о Достоевском, о вере, о настоящих больных вопросах. И потому я не напишу в этот раз, что "продолжение следует".

Поживём -- увидим...